— На нем не было никаких знаков, — пожаловался Тома. — Ни клейма производителя, ничего. Да еще наверняка пострадал при обрушении тоннеля. — Отодвинув застежки с обеих сторон ящика, инспектор поднял скрипучую крышку: — Вуаля.
Внутри оказался тот самый упомянутый в газетах странный набор: морская раковина, старинный стетоскоп, напоминавший автомобильный клаксон с грушей, человеческая бедренная кость с крошечными дырочками, просверленными с двух концов, тонкой работы золотая пчелка на изящной золотой цепочке и медаль «За освобождение» с зелено-черной колодкой. Сама медаль была черного цвета, с выгравированным лотарингским крестом.
— А где череп? — разочарованно спросил Энцо.
— Представляете, до сих пор у патологоанатома, — фыркнул Тома. — Чертов зануда делает реконструкцию лица из глины. Это у него хобби такое. И охота ему с костями возиться…
— Он сделал реконструкцию лица по черепу, найденному в сундуке?
— Ну да.
— И?
— Что — «и»?
— Вы разослали фотографии с реконструкцией?
— Естессно. Морда получилась — в страшном сне не приснится. Еще и лысый как колено. Никто на красавчика не позарился.
Энцо подавил разочарование — лысым Гейяра в описаниях не называли.
— И лицо гладко выбрито?
— Без единого волоска.
— Нельзя ли взглянуть на череп?
— Нужно у трупореза попросить.
Энцо снова поглядел в сундук и сунул внутрь руку.
— Можно?
— Валяйте.
Маклеод выкладывал предметы на стол по одному. То была странная коллекция разнородных вещей, но, сложенные в ящик вместе с черепом неизвестного, они автоматически приобретали особую важность.
— Берцовая кость принадлежит тому же человеку, что и череп?
Тома покачал головой:
— Эксперты сказали, намного старше. Они считают, что это вообще фрагмент демонстрационного скелета — ну, как студентов обучают… — Он взял кость. — Через эти дырочки кости крепятся проволокой.
— И вы так и не выяснили, почему эти предметы сложили вместе с черепом? — не удержался Раффин.
Инспектор покачал головой:
— Тайна, покрытая мраком. Нужен лучший спец, чем я, чтобы распутать эту историю.
Энцо и Раффин переглянулись.
— А что с датой на медали? Двенадцатое мая сорок третьего года? Есть какой-нибудь скрытый смысл?
— Нет, насколько мне удалось установить.
Энцо полез в торбу и двумя пальцами достал маленький квадратный цифровой фотоаппарат.
— Можно сделать несколько снимков?
Тома секунду подумал, потирая щетинистый подбородок пухлой рукой.
— Да, наверное… — Когда Энцо разложил предметы в одну линию и начал их снимать, инспектор добавил: — Когда ваша статья появится в газетах?
Энцо почувствовал, как лицо заливает краска, и притворился, будто увлечен фотографированием, остро пожалев, что не придумал ответ заранее. Положение спас Раффин, которого не смущали подобные пустяки:
— Смотря как пойдет журналистское расследование.
— Не вздумайте ссылаться на меня, — грозно предупредил Тома. — К Рождеству я выйду на пенсию. Шумиха мне не нужна.
— Вся информация будет дана без указания источника, — заверил Раффин.
Покончив со снимками, Маклеод спросил:
— Так ящик нашли в… катакомбах?
Инспектор кивнул.
— Вот не знал, что в Париже есть катакомбы.
Тома поперхнулся и захохотал:
— Вы меня разыгрываете! Иисусе, да под городом почти три сотни километров тоннелей!
— Вы имеете в виду клоаку?
— Нет, нет, нет. Катакомбы гораздо глубже даже метро.
— Катакомбы на двадцать-тридцать метров ниже канализационных стоков, — вмешался Раффин. — За много веков в цельной скальной породе пробита целая сеть штолен.
— Зачем? — изумился Энцо.
— Ради камня. Париж строился из камня, добытого буквально из-под ног. Несколько километров катакомб открыты для официального посещения, но остальные штольни аварийны, и ходить туда строго запрещено.
Тома фыркнул:
— Поэтому психов и всяких извращенцев тянет в них как магнитом. Какого только дерьма там нет — и наркоту купить можно, и секс хоть с кем…
Раффин продолжил:
— Недавно открылись подземный кинотеатр и ночной клуб. Нелегально подключаются к городской энергосистеме. Это целая субкультура. Они называют себя тоннельными крысами и смысл существования видят в исследовании темных и неизведанных областей жизни. Там же тусуются экстремальные туристы, которые платят самозваным гидам, чтобы хорошо провести время под землей. Я писал об этом несколько лет назад. Сам спускался в катакомбы официально… — покосился он на Тома, — и неофициально. Мой гид прекрасно ориентировался под землей — он несколько лет изучал тоннели и составлял свои карты.
Тома вздохнул и демонстративно взглянул на часы.
— Спасибо вам, инспектор, — спохватился Раффин. — Не будем вас задерживать.
Тома вновь поскреб подбородок:
— Нет, я просто думаю. Хотите посмотреть, где нашли ящик? Мои бумажки могут подождать. Ведь официально дело так и не закрыто, а реклама никогда не помешает.
Раффин вопросительно взглянул на Энцо. Тот кивнул:
— Это было бы крайне полезно, мсье Тома.
Промозглая ледяная сырость ощущалась все сильнее, чем глубже они спускались по железным скобам, пока не оказались у арочного входа в тесную, выложенную камнем каморку. В тридцати футах над головой с гулким грохотом опустилась крышка люка, отрезав дневной свет. Сразу навалилась плотная чернильная темнота, которую немного рассеивали фонарики на касках — надеть их категорически потребовал представитель тоннельной полиции. Белые кружки с короткими конусами света беспорядочно метались в сыром тяжелом воздухе, когда кто-нибудь поворачивал голову. Энцо разглядел каменную лестницу, уходившую в еще более глубокую черноту. Тишину нарушал лишь доносившийся сверху отдаленный шум транспорта на площади Италии.