Опасная тайна Зала фресок - Страница 61

Консьержка потянулась к звонку, но резко отдернула руку, словно ее ударило током.

— Открыто, — растерянно сказала она. Энцо подошел ближе. Входная дверь действительно была неплотно прикрыта, словно кто-то в спешке ее не захлопнул. Маклеод тронул створ, и тот распахнулся в чернильную темноту квартиры.

— Здравствуйте, — сказал он в пустоту. Звук его голоса сразу же заглох, словно впитанный обстановкой. В ответ не раздалось ни единого шороха. — Эй! — крикнул он погромче. Тишина. Энцо различил странный запах, показавшийся смутно знакомым, — туалетная вода или лосьон после бритья. Отчего-то это внушало страх. Маклеоду стало не по себе.

— Нужно включить свет, — произнес Раффин.

Пошарив по стене, Энцо с мягким щелчком нажал клавишу, но ничего не произошло.

— Должно быть, disjoncteur перегорел, — предположила консьержка. — Схожу-ка я за фонарем. Подождите здесь. — Казалось, она рада была уйти хоть ненадолго.

Мужчины стояли на площадке, слушая скрип лифтовых тросов. Когда кабина остановилась на первом этаже, наступила напряженная тишина. Энцо и Раффин неуверенно переглянулись, и наконец Маклеод сказал:

— Я все-таки войду.

Раффин храбро кивнул:

— И я с вами.

Коридор оказался длинным и узким — свет с площадки освещал лишь пару метров. Отсюда куда-то вели множество дверей. Энцо, осторожно ступая, тронул первую из них справа. За ней оказалась ванная — тусклый свет из окна холодно блеснул на кафельной плитке. Сделав еще несколько шагов, Энцо открыл левую дверь, за которой открылась спальня. Здесь оказалось светлее — окна выходили на ярко освещенный бульвар. Кровать была разобрана, одежда разбросана по полу, пахло несвежими носками и выпотом мужского тела. Тишину нарушал лишь доносившийся издалека слабый шум дороги.

Раффин тенью следовал за ним. За очередной дверью, на этот раз справа, обнаружилась вторая спальня. Здесь было темнее. Постель заправлена, подушки красиво сложены в изголовье. Комната показалась Маклеоду нежилой — видимо, предназначалась для нечастых гостей.

Коридор заканчивался у двойных застекленных дверей; отсюда вправо и влево вели проходы поменьше. Из-за неплотно прикрытой створки пробивался лучик света, рисуя на полу и стене длинную косую линию. Энцо легонько толкнул дверь. Щель стала шире, приоткрыв выходящие на улицу окна — уличные фонари и здесь служили единственным источником света, вырывая из темноты отдельные предметы обстановки. Запах, который Энцо почувствовал на площадке, стал сильнее и показался более знакомым.

С лестницы послышалось гудение и негромкий лязг подъехавшего лифта — консьержка вернулась с фонариком. Осмелев, Энцо открыл дверь шире. Парфюмерный аромат заглушал другие запахи, тоже знакомые, но неприятные — опаленного мяса и горячего металла, настолько резкий, что трудно было дышать. Энцо подождал, пока глаза привыкнут к полумраку, и шагнул за дверь, как раз когда консьержка появилась на пороге квартиры.

Пол оказался неожиданно мягким. Энцо подвернул щиколотку и не удержался на ногах. На мгновение он перестал понимать, где верх, а где низ — окно словно взлетело к потолку, наклонившись под другим углом, — и грохнулся на пол так, что занялось дыхание. В ту же секунду загорелись и загудели ярчайшие лампы, и первое, что увидел Энцо, была половина лица — одинокий, широко распахнутый глаз и рот, приоткрытый в гротескной улыбке, обнажающей окровавленные зубы и раздробленные кости, заполненный темно-красной массой. Энцо судорожно вздохнул — наружу рвался крик, но его опередила консьержка.

Он перекатился на спину, чувствуя липкую кровь на пальцах и промокшей рубашке, и приподнялся на локте, чтобы разглядеть человека, сидевшего в кресле, свесив руки по бокам. Голова была неестественно откинута назад. Человек не может так запрокинуть голову, но у сидящего не оказалось затылка. Сзади на стене мокро поблескивали разлетевшиеся веером кусочки мозгового вещества, мелкие осколки костей и прилипшие волосы. Пистолет лежал на полу возле кресла под неподвижно висящей рукой.

Застыв на пороге, консьержка истерически кричала, схватившись за голову. Раффин стоял чуть в стороне с лицом белым, как мел Шампани.

III

Энцо слышал ноющий писк перезаряжаемой после каждого фотоснимка вспышки и резкий треск нового кадра. Как сквозь вату, до него доносилось приглушенное бормотание и шаги вокруг. Что-то упало на пол, и неожиданно громко послышалось чье-то проклятие.

Раффин бегал взад-вперед перед окном, тараторя по сотовому. Он успел сделать несколько звонков, но Энцо почти не обращал на него внимания — случившееся повергло его в шок. Кровь высохла, превратившись в ржаво-коричневую корку на коже. Подобно леди Макбет, Энцо безумно хотелось отмыть руки дочиста. Рубашка тоже подсохла — спереди коробились отвратительные коричневые пятна. Несмотря на теплую парижскую ночь, Энцо била дрожь. Ему требовалось стащить с себя эту одежду, встать под горячий душ и смыть чужую кровь вместе с «незабываемыми ощущениями».

Двое мужчин в гостиной были мертвы. В одном из них опознали Филиппа Рока.

Прибыла бригада уголовного розыска. Энцо и Раффину предложили подождать в гостевой спальне. С ними никто не говорил и ни о чем не спрашивал. Находившаяся на грани истерики консьержка неестественно пронзительным голосом подробно изложила все события вечера, начиная с той минуты, как они позвонили у ворот дома.

Дверь спальни открылась, и на пороге появился тот самый полицейский в штатском, который прилетал в Отвилье с судьей Лелоном. Энцо ощутил почти физическое давление недоброго пристального взгляда.