— Ты правда думаешь, что Жака Гейяра убили его же студенты?
От резкого пробуждения у Энцо тяжело стучало сердце.
— Да, — сказал он с неожиданной ясностью, страшившей его самого.
— И что мы теперь будем делать?
— У нас есть новые подсказки, будем расшифровывать.
— Ты останешься в Париже? — прошептала она.
Он поколебался.
— Нет, мне придется вернуться в Кагор. — Ее огорчение было почти ощутимым. — Но сперва я схожу в ЕНА и попробую получить фотографию выпуска Шельшера и список студентов.
— Далеко идти придется.
— В каком смысле? — Энцо приподнялся на локте и повернул к себе бледное пятно ее лица. — Национальная школа управления находится на улице Юниверсите, десять минут ходьбы от моей квартиры на Сен-Жермен.
— Уже нет. В начале года они перебрались в Страсбург.
Дом номер два по улице Обсерватуар у южной границы Люксембургского сада примыкал к огромному лицею Монтань; при взгляде на стрельчатые арки окон и дверей и затейливую изразцовую мозаику по фасаду невольно вспоминалась история французского колониализма и североафриканские страны. У Энцо большая часть дня ушла на выяснение не то что местонахождения, но самого существования этого заведения.
Мадам Франсин Анри оказалась дамой предпенсионного возраста — видимо, поэтому ее оставили в Париже, когда Национальная школа управления переехала в Страсбург. Мадам Анри, почти тридцать лет заведовавшая рекламой ЕНА, работала теперь в этом необычном парижско-мавританском особняке, построенном когда-то для обучения управляющих французских колоний в Африке и Индокитае. Несколько лет назад здание забрала ЕНА под международное отделение, и сейчас это была единственная часть Национальной школы управления, оставшаяся в Париже.
Мадам Анри провела Маклеода во внутренний двор, скорее подходящий марокканскому riad, чем парижскому вузу. Заостренные арки окон тремя ярусами поднимались до самой крыши. Квадратный газон затеняли две высокие серебристые березы. Узорчатый фриз из зеленой плитки опоясывал здание, отделяя первый этаж от второго.
— Прелестный тихий уголок, не правда ли? — восхитилась мадам Анри. — Трудно поверить, что за стеной Париж. — Она показала куда-то на угол здания: — Отсюда не видно из-за ската крыши, но под коньком есть живописное панно с именем Шельшера. Представляете, какое совпадение!
— Да, — согласился Энцо.
— Международное отделение назвали в честь Шельшера, пламенного борца против колониальной несправедливости.
— Что ж, в этом есть логика.
— Знаете, вам очень повезло, — сказала мадам Анри. — Почти все архивные материалы увезли в Страсбург, но, как мне кажется, сообразили, что на все не хватит места, и оставили архив выпуска Шельшера здесь. Поэтично, не правда ли?
— Безумно. С вашей стороны очень любезно оказать мне помощь…
— Это самое меньшее, что мы можем сделать, печально ответила мадам Анри. — Я прекрасно помню молодого Гуго д’Отвилье. Это была выдающаяся личность! Потрясающий интеллект! Какой ужасный удар для семьи…
Для своего возраста мадам Анри была довольно привлекательной. Она держалась со старомодной церемонностью, но ее теплые карие глаза светились теплом и сочувствием. Энцо стало неловко за свой обман.
— Да, — сказал он. — Для них станет большим утешением получить любые памятные документы, которые вы сможете предоставить…
Через широкую арку они попали в узкий длинный коридор, увешанный картинами. Войдя в вестибюль за стеклянными дверями, они спустились на несколько пролетов по мрачной темноватой лестнице.
— Здесь можно выйти на улицу, — пояснила мадам Анри, указывая на дверь внизу. — Это был отдельный вход для иностранных студентов, живших на верхних этажах. — Она открыла дверь слева, за которой начинались ступеньки, уходящие в темноту. Мадам Анри щелкнула выключателем, и они с Маклеодом спустились в подвал.
Это была настоящая кроличья нора, правда, с массивными кирпичными сводами, поддерживающими здание. Вдоль стен тянулись полки с плотными рядами папок, книг и коробок с бумагами. Мадам Анри указала на длинный ряд рычагов вверху на фасадной стене. Под каждым красовалась изразцовая табличка с названием — Sejour, Salle a Manger, Cuisine…
— Это оригинальные механизмы, открывающие систему отопления и вентиляции здания, — пояснила мадам Анри.
Маклеод шел за ней по тускло освещенному коридору.
— Столько истории заперто в этом подвале! Иногда я досадую — зачем это все хранить, а потом приходит кто-нибудь вроде вас, и сразу становится понятно зачем. — Мадам Анри остановилась и принялась что-то искать среди папок на верхних полках, расставленных в алфавитном порядке. — Прелюбопытнейшая вещь — история. Возможно, вы не догадываетесь, что это здание построено на месте бывшего монастыря, основанного монахами ордена картезианцев в тысяча двести пятьдесят седьмом году. Камень добывали здесь же, под землей, и постепенно создали целую сеть тоннелей и комнат. Непосредственно под тем местом, где мы сейчас стоим, монахи варили пиво и дистиллировали ликер. Вы, конечно, слышали о зеленом шартрезе? Так вот, его делали здесь, прямо у нас под ногами. — Мадам Анри медленно шла вдоль одной из полок. — А, вот. Нашла. — Она вытянула коробку, неотличимую, на взгляд Маклеода, от других. — «Шельшер». — Водрузив на стол, мадам Анри открыла ее и принялась проворно перебирать подшивки документов. Вскоре она удовлетворенно воскликнула: — Ага! — и подняла фотографию. — Я знала, что где-нибудь снимок да найдется.