Энцо снова посмотрел на фотографию Филиппа Рока. Человек, любивший свою родину, отдававший все силы делу ее освобождения, был зверски убит молодчиками, которым и не снился уровень его культуры и интеллекта. Улыбка человека с фотографии казалась теперь печальной. Он не дожил до освобождения Франции от нацистов.
На последних абзацах биографии Рока Маклеода вдруг окатило жаркой волной, а под волосами закололи невидимые маленькие иголочки.
Неожиданный грохот заставил его обернуться, и радостное волнение исследователя на пороге открытия моментально улетучилось: в дверях стояла Николь, полностью одетая, со своим огромным старым чемоданом, который она только что так звучно опустила на пол.
— Мне самой не донести его вниз… — сказала она, пряча глаза.
Энцо опешил:
— Куда ты собралась?
— Домой, куда же еще. Не могу же я оставаться здесь после всего, что произошло прошлой ночью…
Энцо отмахнулся:
— О, забудь и не вспоминай. Мы с твоим папой все выяснили. Он хороший человек.
Николь изумленно уставилась на него:
— Он же вас избил!
— Ну, в принципе его можно понять. Я, наверное, сделал бы то же самое. — Николь недоверчиво покачала головой. — Считай это доказательством отцовской любви.
Девушка покраснела.
— Лучше бы он это иначе доказывал… — Склонив голову набок, она вглядывалась в следы побоев на лице Маклеода. — Ох, и досталось же вам! Нужно приложить холодный компресс.
— Это делают сразу, сейчас слишком поздно…
Но Николь уже вышла в кухню и увидела пустую бутылку виски и два невымытых бокала.
— Вы что, пили?
— Да, выпили немного.
— Немного?! Бутылка пустая!
— Да она уже была начатая, — неловко оправдался Энцо.
Николь вернулась с кубиками льда, завернутыми в кухонное полотенце, и приложила к распухшей скуле преподавателя-работодателя.
Энцо вздрогнул:
— Черт, больно!
Но большие дрожащие груди Николь оказались на уровне его лица, и он тут же позабыл о боли.
— От вас несет спиртным, — сказала она. — Вам нужно выпить кофе и поесть. Погодите, вы что, так и не прилегли?
— Слушай, Николь… — Энцо оттолкнул лед от занемевшей щеки. — Не возись с этим. Лучше посмотри, что я накопал, — кивнул он на монитор с биографией Филиппа Рока.
— Кто это? — заинтересовалась Николь.
— Филипп Рок. Награжден крестом «За освобождение» двенадцатого мая тысяча девятьсот третьего года. Работал на Сопротивление, пока гестапо его не арестовало на южном побережье. При попытке побега был застрелен у здания гестапо в Перпиньяне.
Пожав плечами, девушка вновь приложила лед к лицу Энцо.
— И что это нам дает?
— Дело в том, что он умер не сразу. Его отвезли в больницу, где он скончался на следующее утро.
— Все равно не понимаю.
— Догадайся, как называется больница?
Она нахмурилась, но тут же лицо ее осветила догадка.
— Сен-Жак? Больница Святого Иакова?
Энцо довольно улыбнулся:
— Я знал, что ты умница. — Он набрал в грудь воздуха и продолжил: — Филипп Рок умер в больнице Святого Жака в Перпиньяне. Кроме прямой связи с нашей ракушкой, знаешь, что еще важно?
Николь покачала головой:
— Неужели в Тулузе есть больница Святого Иакова?
— Et voila!
— Быть не может!
— Да ты ее видела, просто не знаешь, что это такое. Центральная больница Сен-Жак. Большое здание из розового кирпича у Нового моста на западном берегу, прямо над Гаронной. Часть здания открыта для посещения, сейчас там, кажется, музей. А когда-то это была первая крупная больница в Тулузе, построенная в Средние века и столетиями служившая приютом пилигримам, идущим в Компостеллу. — Несмотря на драку с мсье Лафеем, полбутыли виски и бессонную ночь, глаза Энцо сверкали.
Пробираясь среди хаоса книг и сдвинутой мебели к белой доске, Маклеод отметил, что все-таки потянул мышцы в ходе ночных упражнений. Взяв ластик, Энцо стер «Эдуард Мерик», написал возле креста «Филипп Рок», провел стрелку к кружку, которым была обведена Тулуза, и добавил внизу «Центральная больница Сен-Жак».
— Все сходится здесь, — повторял он. — Прямо или косвенно. — Обернувшись, он увидел, что Николь уже сидит за компьютером и сосредоточенно что-то печатает, глядя на экран.
— Верно! — торжествующе воскликнула она. — Вы правы, там теперь Музей истории медицины Тулузы. Теперь понятно, при чем здесь стетоскоп образца начала прошлого века. На сайте есть исторические сведения… — Говоря это, она просматривала столбцы текста на мониторе. — Ага! — Николь подняла голову. Юное лицо сияло, все тревоги прошлой ночи были забыты. — Первого мая тысяча восемьсот шестого года больница получила статус Государственной школы медицины, и первым директором стал… — она не дала Энцо предположить, — Ачексис Ларри, дядя Доминика Ларри, назначенный профессором анатомии. — Она понимающе покивала: — Бедренная кость. Здесь есть даже портрет Доминика Ларри… ах, он даже барон… — состроила она гримаску. — Странный тип, — констатировала Николь, продолжая печатать. — А, вот тут интересно. Один из выставочных залов музея содержит много экспонатов, связанных с Домиником Ларри.
— Тогда это должно быть там, — вырвалось у Энцо.
— Что — это?
Он неопределенно поводил рукой:
— Ну, подсказка, не знаю, что-нибудь, способное привести нас к останкам Гейяра.
— Вы думаете, там хранятся его кости? — ужаснулась Николь.
— Не исключено.
— Но как же его туда пронесли? Где положили? Разве простое дело спрятать в музее мертвеца?